К вопросу о так называемой ВОВ

Павел Лобков

Журналист телеканала «Дождь»

23 июля 2012, 11:09

ВОВ — так теперь стыдливо называют Великую Отечественную войну, и в слаглайнах информационных агентств она дежурно 9 Мая и 22 июня. Ну потому что дежурно возлагают гвоздики на возлагалищах, рутинно переносят бронзовых и бетонных солдат, дежурно помогают ветеранам. А в остальные 363 дня в году этой войны как бы нет. Думаете, сейчас начну скулить? Да и слава богу, что нет! Война... кажется… кончилась…

Не для всех. Меня потряс снимок на песчаном пляже Селигера, где нынче молодежь. Два умученных жарою подростка навытяжку стоят подле зеленой, в военных тонах, наспех сооруженной палатки.

Эти опоздавшие пассажиры ушедшего в никуда социального лифта отдают честь просторам озера рядом с газовой горелкой, питающейся углеводородами от баллона. На подростках форма образца 1943 года и, кажется, красные галстуки. Чью память эксплуатируем, дети?

Мой дед, контр-адмирал Георгий Георгиевич Лобков, был одним из тех русских камикадзе, которые вступили в неравный и самоубийственный бой с немецкими кораблями в Кронштадте ноябрем 41-го года. Моя бабушка Пелагея, носившая в чреве моего отца Альберта (в преддверии войны, во время скоротечной дружбы с Германией, немецкие имена были остромодны ) и оказавшаяся в оккупированном Петергофе, три года, до самого прорыва блокады, прятала от немцев офицерского сына.

В 1997 году десантный корабль, на борту которого находился Г. Г. Лобков, эксгумировали из Кронштадской гавани, и нас с отцом позвали на торжества в Никольский собор в Кронштадте. У нас тогда была маленькая красная «Таврия», и мы поехали в Кронштадт из Сестрорецка по дыбистой дамбе за два дня до официоза. Осмотрев выставку, отец сказал: «Ребят, спасибо большое, война кончилась давно, не надо использовать ее по мелочи». Так на заупокойную литию мы и не поехали.

Война, кажется, кончилась. Но ветераны, как и дети, до сих пор козырный туз, который власть вынимает из рукава, когда заискивает перед народом.

Маму моего друга Лёвы Лурье, Ирину Ганелину, блокадную медсестру и ведущего кардиолога города, убила в Питере снегоуборочная машина зимой 2010 года. Ей было 84, и она просто пошла на Большой проспект Петроградской ловить машину, чтобы попасть на работу в Покровскую больницу. Моя бабушка Мария Григорьевна, боец Карельского фронта, до самой смерти ходила по инстанциям, чтобы получить нищенскую прибавку к пенсии: видите ли, полковые архивы сгорели, а Подольский архив Минобороны все не отвечал и не отвечал.

Я помню стыдные истории, когда к юбилею снятия блокады в 2004 году мой родной Ботанический институт козырял кактусами, сохраненными в годы осады, чтобы получить хоть какое-то финансирование. А Институт Вавилова — промерзшими семенами, которые тогда не съели, — чтобы олигархи не отобрали земли института в Царском Селе. А семена все равно замерзли зимой 42-го, и ученые знали, что вавиловская коллекция погибнет, — не съели, потому что боялись НКВД. Может, лучше бы съели?

Я помню май 1995-го, когда коммунисты рвались к власти и становились правящей партией, но 50 лет Победы, Ельцин на Мавзолее, и художник Борис Краснов закатал в пластиковый плющ имя «Ленин», чтобы картинка не работала на предвыборную кампанию Зюганова, а Ельцин все равно казался бы наследником полководца Сталина.

Комсомольцы десятых, не стойте на могилах! Те, с плеч которых вы стартуете в свой дивный новый мир, уже постояли свое — у памятников Сталину, как моя мама в 1953-м, промораживая легкие, или как я, 1 Мая 1986-го на первомайской демонстрации под ласковым чернобыльским дождем.

Вы еще свое постоите. Война, слава богу, закончилась. Пионеры, идите в жопу.