Директор по исследованиям «Сколтеха» Иван Шерстов об устройстве университета

Сколковский институт технологий готов конкурировать с ведущими вузами мира за лучших ученых и студентов, так как разработал правильную модель ведения научного процесса, уверен директор по исследованиям «Сколтеха» Иван Шерстов. В интервью «Газете.Ru» он рассказал о текущей деятельности института и поделился видением различий научного процесса в России и за рубежом.

— В чем отличие университета в Сколково от обычных российских вузов?
— «Сколтех» — это новый институт, который был создан в октябре прошлого года при участии MIT — Массачусетского технологического института. Особенность нашего института в том, что это первый институт в России, созданный по модели тройной спирали. Есть стандартная немецкая модель — гумбольдтовская, в которой сосуществуют образовательный процесс и исследовательская деятельность. В России такие университеты были, хотя сама научная структура в России достаточно разобщенная: исторически так сложилось, что у нас в университетах учат, а в институтах академии наук ведут исследования, хотя есть и исключения.

Модель тройной спирали к этим двум компонентам — образовательной и исследовательской — добавляет компоненту инновационную.

Подразумевается, что вы, во-первых, исследуете что-либо, одновременно учите людей, как это делать, и все это с прицелом на то, чтобы результат вашего труда кому-то продать или как-то применить. Модель тройной спирали для России новая, и было решено делать университет под нее с нуля, потому что менять хорошо работающие российские университеты намного сложнее, чем построить новый. Кроме того, мы очень маленький университет, если сравнивать с монстрами типа МГУ, где десятки тысяч студентов. «Сколтех» к концу декады (десятилетия) должен насчитывать всего лишь 1200 студентов, 200 человек профессорско-преподавательского состава и еще около 300 исследователей-постдоков. Мы маленький университет, у которого есть миссия — быть ролевой моделью развития, в том числе и для больших российских университетов в будущем.

«Сколтех» будет связующим звеном между российской научной действительностью и международным научным ландшафтом.

Между этими явлениями довольно большая пропасть. Если она и уменьшается, то только потому, что в России была чудовищная утечка мозгов, и нас знают за границей просто по людям, которые работают за рубежом. Непосредственных контактов, совместных проектов не очень много. «Сколтех» собирается связать Россию и «нероссию» просто за счет того, что в России будет построен фактически университет западного типа со всей линейкой процедур и механизмов, которые понятны западному сообществу, потому что системы ценностей в научной области в России и на Западе все еще весьма различны. Соответственно, мы пытаемся эти вещи свести воедино. И у нас вроде бы очень хорошо получается.

— Кто сможет учиться в «Сколтехе»?
— Наши студенты — это магистры и аспиранты, бакалаврских программ у нас нет. Набор студентов происходит посредством открытого конкурса (как и набор на все позиции). Объявляется конкурс, принять участие в котором смогут все желающие. У нас уже был первый набор студентов, мы набрали 20 человек со всей России. Мы получили более 200 заявок от очень хороших студентов. Из этих 200 студентов было отобрано 40, которых пригласили на личное интервью. Это было даже не интервью, а selection weekend, комплекс мероприятий, который включал в себя интервью, соревновательные программы, командную работу студентов, тесты (в том числе, по английскому языку). После этого мы отобрали 20 студентов — 15 молодых людей и 5 девушек, которые сначала поехали на краткий месячный курс в MIT. Затем 12 человек остались в MIT для дальнейшего обучения, а остальные разъехались по другим вузам нашего глобального кампуса, в который кроме MIT входят Imperial College London, ETH Zurich и Гонконгский университет науки и технологий. Первый студенческий набор специализировался на IT и энергетике и имел несколько важных особенностей. Во-первых, участвовать могли только граждане РФ. Во-вторых,

перед студентами ставилась особенная задача — быть нашими послами и немножко разведчиками,

узнать, какие образовательные технологии используют эти ведущие вузы, а потом вернуться и рассказать нам, что было хорошо, а что не очень. У них трехлетняя магистерская программа, год из которой они проводят в вузе-партнере, а два года — уже здесь. Все студенты будут участвовать не только в образовательной, но и в научной и инновационной деятельности в полном соответствии с моделью тройной спирали. Следующий набор магистров мы планируем весной.

— Расскажите, пожалуйста, об исследовательских центрах поподробнее.
— В рамках исследовательской программы будет запущено от 15 до 18 центров науки, инноваций и образования. Это большие межлабораторные объединения, которые подразумевают участие российского университета или института Академии наук, «Сколтеха» и зарубежного партнера. Первые три центра мы надеемся запустить до конца года, сейчас мы находимся в стадии активных переговоров с победителями конкурса. Это два центра в области биомедицины: один должен работать в области инфекционных заболеваний и генной инженерии, второй — со стволовыми клетками. Третий центр сосредоточится на работе в области электрохимии. Важно понимать, что конкурс, который мы проводим, это не конкурс по распределению исследовательских грантов. Мы не даем деньги на исследования — чтобы люди поработали и написали отчет о том, нашли ли они новую частицу или нет, вывели редкий вид мышей или нет.

В данном случае ответ заключается в другом: вы в процессе выведения этих мышей создали центр в «Сколтехе» — здесь, в России, с компетенциями по выведению мышей, чтобы он заработал.

Важная для нас цель — появление в России работающего исследовательского центра с сотрудниками, инфраструктурой, оборудованием и научной тематикой. И все эти вещи будут так или иначе переплетены с мировым научным сообществом. Потому что если взять и посадить даже очень хороших ученых на необитаемый остров, через пять лет они перестанут быть хорошими учеными. Именно поэтому наша модель успешна:

к нам в результате нашего конкурса фактически выстроилась очередь из нобелевских лауреатов и лауреатов медали Филдса,

которые хотят в этом деле участвовать. Мы никому пока денег не заплатили, а очередь уже стоит, что говорит о том, что модель правильная и люди в нее поверили. Когда «Сколтеху» было меньше полугода, у нас уже было 129 заявок на исследовательские центры из очень хороших университетов с очень хорошими профессорами со всего мира — из Европы, из Азии, из Северной Америки. Заявки были очень интересные, конкурс очень сильный, что нас приятно удивило.

Безусловно, здесь нужно сказать отдельное спасибо нашим стратегическим партнерам из MIT, потому что построить такой университет, как «Сколтех», не работая под «зонтиком» MIT, невозможно. Нам нужен и продолжает быть нужным стратегический партнер, потому что у «Сколтеха» репутации пока просто нет, особенно в мировом масштабе. Мы пользуемся брендом и репутацией MIT.

Исследовательский центр сам по себе достаточно большое учреждение. Каждый из них подразумевает финансирование от 6 до 12 млн долларов США в год в течение пяти лет.

То есть максимальная сумма, которую можно получить, — это 60 млн долларов, это очень много.

Я, как человек, практически все время до проекта «Сколково» проработавший за рубежом, могу сказать, что это очень конкурентоспособная программа на фоне европейских и американских. Так как сейчас «Сколтех» фактически не существует, все начинается с совместной заявки российского и международного партнеров. Условие такой заявки — это 3—6 профессоров с каждой из сторон. Нам нужно создать некую критическую массу, чтобы получить полный спектр компетенций и в исследовательской, и в образовательной, и в инновационной деятельности. Будут специалисты в науке, в преподавании, в инновациях, у которых были или есть свои стартапы, опыт в коммерциализации новых технологий, связи с индустрией. Их задача — построить «нашу», сколковскую часть центра, куда мы уже будем набирать людей. В этом будет заключаться успех всего предприятия.

Мы понимаем, что на начальном этапе профессора MIT, которые участвуют в заявках, сюда не переедут, хотя впоследствии, после создания всей необходимой инфраструктуры, мы не исключаем такой возможности. Это ученые уровня нобелевских лауреатов, на которых работает целая научная фабрика — иногда до 50 человек постдоков. Эти люди никуда так просто не снимаются, не говорят, что мы приедем. Для них в «Сколтехе» нужно создать привычную им среду существования. Вот чего мы хотим, за что мы платим деньги. Мы говорим: мы найдем вам замечательного профессора в Москве (или нескольких профессоров), с которыми вы будете вместе работать.

Мы привяжем российский научный ландшафт к ведущему международному научному ландшафту — так мы собираемся строить «Сколтех».

Есть вероятность, что часть из этих людей поймет, что это уникальная возможность: сюда можно приехать, работать с теми же людьми, с кем вы привыкли работать, но в вашем распоряжении будут лучше оснащенные лаборатории и замечательные российские студенты.

Может быть, у этих замечательных нобелевских лауреатов есть очень талантливые молодые профессора. Представьте, есть в университете профессор-иммунолог, например, Фил Шарп, нобелевский лауреат в MIT. Какова вероятность того, что MIT откроет новую профессорскую позицию в иммунологии? Практически нет такой вероятности. А у него есть замечательные молодые профессора. Они же все равно будут искать возможность куда-либо поехать. К тому же, честно говоря, Нобелевские премии получают за работы, сделанные 20—30 лет назад. То есть если мы хотим действительно самых передовых ученых, то нам надо брать молодых людей, которые непосредственно здесь и сейчас сотворят чудо. В этом плане у «Сколтеха» очевидное конкурентное преимущество, потому что мы можем пригласить этих молодых профессоров к себе. И они не выпадут из среды, для них это будет понятная привлекательная модель: они не выпадают из орбиты, скажем, того же нобелевского лауреата, с которым они привыкли работать, они лишь находятся в другом месте, для них это типичный этап становления их как больших мировых научных звезд. В этом плане «Сколтех» — очень привлекательная модель, хотя, безусловно, не только мы конкурируем за них, но и огромное количество других университетов во всем мире. Мы используем типичную модель, которую все используют. И если сюда придет ведущий ученый, вместе с ним будут расти и те люди, которые будут в его подчинении. Только этих людей он наберет не на свободном рынке, а из российского университета-партнера.

То есть мы приносим пользу не только себе, но и России, потому что мы тянем всех за собой, даем возможность всем прикоснуться к этим уникальным компетенциям.

— Исследовательский центр начинается с профессуры, а как будет работать институт постдоков?
— У нас в России в науке как получается? Где родился — там и пригодился. Закончил школу, и очень часто из этой же школы тебя отправили на пенсию. Никакой текучести кадров нет, что не очень хорошо, потому что когда есть текучесть кадров — есть конкурентная борьба, с людьми перемещаются новые методики ведения исследований, новые идеи. Лучшие места получают лучших людей. В «Сколтехе», надеюсь, будет именно такая конкурентная борьба. Вообще в нормальном западном университете есть только две категории перманентных позиций: первая — это профессора как источники уникальных знаний и компетенций и техники, которые руками делают то, что придумают профессора. Все остальные — исследователи, студенты — в университете находятся временно. Вот эту модель мы и будем реализовывать.

— Подводя итог, какой видит свою миссию «Сколтех»?
— Наша задача — привнести в Россию то, чего здесь нет и что нужно. И это очень важный вопрос, он перекликается с государственной политикой, индустриальной политикой. Мы с самого начала очень тесно работаем с индустрией. «Сколтех» с самого начала сказал, что мы не находимся в вакууме, не делаем то, что придумали сами. Мы делаем то, что нужно людям. Почему были выбраны биомедицина, исследования в области иммунологии и инфекционных заболеваний? Потому что у нас огромные проблемы в стране с туберкулезом, гриппом. Этим мы и занимаемся.