А поговорить?

Дарья Загвоздина

12 июля 2012, 18:15

Три дня в Крымске – все равно, что три года в другой жизни. Без политики, светской хроники и никому не нужных сенсаций. Здесь все предельно просто: боль утраты, негодование, злость и обида. И рука об руку с ними – сострадание, внимание и счастье. Просто потому, что жив.

Пока едешь из Краснодара, трагедии вроде как и нет – по обеим сторонам дороги богатые поля кукурузы и подсолнухов, аккуратные домики небольших деревень, на обочинах развалы арбузов и дынь. Над дорогой то и дело юрко проносятся ласточки. Невольно думаешь: к дождю. И тут же спохватываешься – все дожди уже прошли и больше не надо.

Чтобы заехать в Крымск, нужно пересечь мост через реку Адагум. Примерно здесь становится понятно, что что-то не так: рабочие чинят развороченный мост, по руслу Адагума струится бурая жижа, застревая в ветках больших поваленных деревьев, у магазинчика сидит грязная женщина в резиновых сапогах с тряпкой в руке. Рядом с ней ведро и замызганная швабра. Неподалеку из шиномонтажа полуголые мужики выгоняют швабрами набравшуюся там грязь. В стену соседнего дома впечатана машина, у дома стоит большой грязный плюшевый слон с грустно повисшим хоботом, две маленькие белокурые девочки в коротких платьицах заглядывают в колодец и пожимают плечами – воды нет.

Передвигаться по погрязшим в буром месиве районам страшновато – воображение легко рисует картины страшной ночи, тем более, что уровень воды даже можно не представлять: по всем домам чуть выше окон первого этажа идет полоска «водораздела». Ниже, где кирпич и дерево темнее – шла вода, выше, где светлее – можно было спастись.

За три дня Крымск буквально наводнили волонтеры, военные, эмчеэсовцы и психологи. Правда, от этого почему-то легче не становится. Волонтеры в майках с отличительными знаками, что собрались на площади перед кинотеатром «Русь», чтобы послушать губернатора Краснодарского края Александра Ткачева, бодро рапортуют: «Все хорошо, у нас все есть, мы помогаем людям, все в порядке!» Здесь же неподалеку тусуются спасатели МЧС. Они ругают власти, которые не развозят воду по домам, и пару раз в день проверяют свои участки на предмет наличия новых трупов – светло-коричневая грязь, стоящая в домах, уходит, обнажая погибших, которые еще не нашли. Военные просто ездят в грузовиках и на БТР по узким городским улицам и мешают проезжать гражданским. Психологи спокойным привычно-размеренным голосом говорят, что к ним приходят люди, а они им помогают.

Казалось бы – полная идиллия: помощи много, грех жаловаться. Но город центральной площадью не ограничивается. И чтобы понять, что, в конце концов, происходит — надо ехать на Луначарского, на Советскую, Первомайскую и Октябрьскую. Для начала. А там как раз происходит жизнь – жизнь в грязи, в завалах, без хлеба, воды и одеял.

Волонтеры здесь то ли не появляются, то ли ходят в шапках-невидимках. То же самое можно сказать и об остальных помощниках Крымска. Зато два человека с камерой и микрофоном вызывают немыслимый ажиотаж. Буквально на каждой улице к нам стекаются семьи и просят зайти в их дом, рассказывают, что все ужасно, еды нет и помощи тоже. «Вот здесь у нас была детская, но теперь тут, конечно жить нельзя». «Мы еле успели поднять детей на чердак и сами туда же залезть. Вода плескалась под потолком, и мы молились, чтобы не пошла дальше». «Моя невестка вылезла с грудным ребенком на крышу, так и спаслись». «Мы в четверг закончили ремонт, а в пятницу наводнение». В каждом доме Крымска своя особенная история, и все они похожи. Строго говоря, помощь, вода и еда есть. Но при этом пострадавшие и сострадающие находятся в двух разных измерениях. Сострадающие довольны и горды тем, что они есть и сострадают. Доходят ли до крымчан их потуги — дело десятое. А на самом деле, после разговоров с людьми выясняется, что все довольно просто.

Шок после стихии притупил способность пострадавших жителей мыслить здраво и воспринимать информацию без эмоций. Это надо понимать и идти навстречу: повторять по нескольку раз одно и то же; убеждаться в том, что человек услышал и воспринял услышанное не в урезанном, а в полном виде; разносить еду и вещи по домам, в конце концов. Да, это сложно: людей много, а рук не очень, и проще организовать восемь штабов по выдаче гуманитарки и ждать, пока люди сами придут. Только почему-то вместо штаба крымчане идут на склад, на складе ничего не выдают и распорядитель склада огрызается, чтобы не мешали тут посылки принимать. Они возвращаются домой не солоно хлебавши и говорят домашним, что еду привозят, но не дают, и как дальше жить – неизвестно.

И до сих пор непонятно – до кого быстрее дойдет: до больших начальников и местных волонтеров в футболках с отличительной надписью – что надо развозить еду по улицам, или до людей – что надо все требовать в штабе. Первым проще – у них есть электричество.

Впрочем, есть надежда на обычных людей, которые волонтерами себя не считают, а просто приезжают помогать, прочитав очередной репортаж о Крымске.

Они съезжаются на машинах из разных городов России на пару часов – выгрузить гуманитарку, но остаются еще как минимум на день: слушают людей, выдают еду – не по правилам, а кому сколько надо — и ободряют. И это бесценно.