Вадим Дубнов о том, как Михаил Саакашвили проиграл собственную революцию

Митинг в Тбилиси стал для Саакашвили прощальной гастролью. Он использовал завоеванный им ресурс лишь на считаные проценты, а при следующем президенте не станет ни советником, ни оппозиционным уличным вожаком.

Апрель в Грузии – месяц больших оппозиционных собраний. Несколько лет подряд на тбилисском проспекте Руставели десятки тысяч людей и сменяющие друг друга оппозиции призывали Саакашвили освободить от себя страну. Теперь на оппозиционном проспекте он. Традиция осталась прежней, как и место, и время: апрель, напротив парламента. Правда, уже бывшего: настоящий парламент ныне в Кутаиси, и большинство сосланных туда депутатов ставит это Саакашвили в такую же вину, что и август 2008-го.

Митинга ждали и сторонники президента, и те, кто его поражение в прошлом октябре восприняли как национальный праздник. Первым нужен был признак того, что революция, пусть худо-бедно, но продолжается. Вторые рассчитывали увидеть в этом действе бывшей власти последний аккорд ее агонии.

Сама бывшая власть, кажется, и не собиралась обманывать ожидания, прекрасно понимая, что исходить ей приходится, скорее, из последнего. Так и получилось.

Правда не так, как затевалось еще в феврале, когда только самые отчаянные оптимисты еще могли надеяться на то, что у Саакашвили есть шанс на реванш. К апрелю ситуация изменилась принципиальнейшим образом: не осталось даже отчаянных. И к апрелю Михаил Саакашвили перестал быть главным героем мероприятия. Если, конечно, он таковым еще предполагался в феврале.

За несколько дней до митинга Саакашвили и в эфире, и в интервью явно не мог справиться с охватывающей его хандрой. Он, сетуя, что его не возьмут на работу трактористом (однажды, как положено лидеру евразийского типа, он показался народу на тракторе), попросился советником к тому, кто в октябре выиграет президентские выборы. Саакашвили, надо полагать, догадывается, что победит в октябре тот, кто меньше всего захочет видеть около себя своего предшественника. И президент резюмирует: как же трудно быть уходящим президентом, причем куда именно уходящим – неизвестно.

Ответа на этот вопрос ждали еще перед октябрем, когда власть и думать не думала о возможности провала на выборах. Правда, многие соратники Саакашвили о вариантах его политического участия после ухода из президентского дворца говорили без особой озабоченности. А некоторые и вовсе, уходя от этого вопроса, принимались со значением рассказывать о выдающихся политических дарованиях Вано Мерабишвили, самого доверенного человека президента. Человека, про которого ходили упорные и скверные слухи.

Летом прошлого года Саакашвили внезапно сделал Мерабишвили премьером, посадив в его кресло в МВД министра обороны Бачо Ахалая. Ныне Бачо Ахалая живет в ожидании приговора суда, который Бидзина Иванишвили пытается сделать неотвратимым для любого соратника Саакашвили. Но по поводу Ахалая особой скорби нет: его за исступленную жестокость всегда называли в Грузии Малютой Скуратовым.

О его вражде с Мерабишвили в Грузии знали все, и появление Ахалая в святая святых своего противника – МВД — породило подозрение, что между президентом и его вернейшим другом появилось охлаждение. И даже назначение его премьером подозрений не развеяло. Перед выборами Грузия увидела садомазохистское кино про жизнь в тюрьме и услышала, что виноват в этом Бачо Ахалая. В вечер этой премьеры Саакашвили проиграл выборы. Но уже на следующий день мало кто брался опровергать слухи о том, что режиссурой этого действа занимался Вано Мерабишвили.

А теперь, за несколько дней до митинга, об этом в официальном письме рассказал брат Ахалая Дато. В лагере президента немедленно констатировали: новая власть безжалостно давит на людей, заставляя их говорить всякие глупости. Но получилось неуверенно.

Как полагают многие грузинские наблюдатели, новая власть могла в организации этого откровения и не участвовать. Ей это и не нужно. Настолько, что этот контекст делает митинг почти символичным.

С одной стороны, как, кажется, не скрывает сам президент, митинг – его прощальная гастроль.

Но даже накануне митинга еще не было ясности с его личным участием. Он прибыл почти с часовым опозданием – пешком, будто в гости, и долго и скромно ютился где-то в третьем ряду на трибуне. Он поначалу даже будто подчеркивал, что это не его митинг, будто он в самом деле догадался, что хромой уткой для своих стал уже давным-давно и не поражение на выборах тому причиной. Он 20 минут снова был неистовым трибуном, он был зажигателен и даже иногда входил в былой транс, он клеймил врагов и предателей, он говорил о Давиде Строителе, оккупации и НАТО, но неизбывное «МИША! МИША!» уже не накрывало, как когда-то, площадь и толпу, а выглядело будто личным делом сотни-другой человек.

Все закончилось. Партию, которую он создал и с которой царствовал, он сам отдал Вано Мерабишвили, и она начала сыпаться и трещать по швам. Эта партия нужна теперь, пожалуй, только одному человеку – Вано Мерабишвили. Он становится нарицательным – человеком после Саакашвили. Со всеми последствиями, большей частью печальными. И некоторые коллеги уверены, что нужна эта безнадежная партия Мерабишвили только для того, чтобы стать кандидатом на президентских выборах в октябре. А это ему, в свою очередь, требуется просто для того, чтобы избежать тюрьмы, видеть его в которой мечтают не только в команде Иванишвили, но и иные из вчерашних своих. Но имя кандидата от прошлой власти так и не названо — за это Мерабишвили еще предстоит побороться, и потому ему нужна партия, самоутверждение, которого он, кажется, и добивался, делая митинг своим.

Таков финал. Информацию о бюджетных тратах на личную жизнь президента опубликовала, конечно, власть. Даже не очень понятно зачем: 10% оставшегося рейтинга Саакашвили и его команды позволяют команде Иванишвили готовиться к выборам, не отвлекаясь на воспоминания о том, кто десять лет правил Грузией. Да и траты по сравнению с некоторыми соседними странами просто смехотворны.

Но для Грузии теперь очевидно то, что она подозревала и раньше: даже если авторитарная и вертикальная власть делает реформы, иногда даже блестящие, она все равно развращается, как и было сказано. Все закончено было не в октябре, а гораздо раньше, когда уже три-четыре года было не до реформ.

И либералы, ковавшие Иванишвили его успех, понимая все связанные с ним риски, грустно, но с цифрами в руках отвечали о рисках сворачивания реформ: они все равно закончились.

Что бы ни говорили об Иванишвили, он вряд ли что-то станет менять в тех областях, где реформы были успешны. Он не будет ничего улучшать там, где они не прошли. Завершать незаконченные. Он ничего не изменит принципиально ни в отношениях с Россией, которая и не обольщается, ни с Западом, который в некоторой своей наивности насчет Грузии раскаялся, кажется, еще при Саакашвили. Отката не будет. Что-то сделано, и сделанное можно легко измерить: это путь, пройденный Грузией от Шеварднадзе до хотя бы Иванишвили. Путь не маленький.

Беда в другом. Саакашвили проиграл собственную революцию, которую мог блистательно и, может быть даже не копируя российскую модель, выиграть. Проиграл давным-давно — после того как проиграл очень странную войну, в которую так охотно позволил себя втянуть. Он использовал завоеванный им самим ресурс на считаные проценты. Он даже не смог заслужить ненависть, которой ненавидят реформаторов. Он заслужил совсем другую, обычную и очень знакомую ненависть, и ему, мечтавшему о славе Давида Строителя, еще предстоит ее испить до конца.

У следующего президента он не будет советником. И Мерабишвили, самоутвердившись, переоформит партию на себя совсем не для того, чтобы делить ее с бывшим владельцем. И вернуться в оппозиционные уличные вожаки, наверное, тоже не получится. На прощальный митинг с его участием народу пришло намного меньше, чем приходило к оппозициям в то время, когда он был властью.

Автор - обозреватель РИА «Новости»